Южный Урал, № 12 - Семен Паклин

— К Прекрасному? — угадывает шофер.

— К нему.

И «Победа», разбрызгивая комья грязи, медленно выезжает на оплывающую жирную дорогу.

Может, три, а может, две недели оставалось до сева, когда область сняла с работы директора крупнейшей машинно-тракторной станции района Ивана Петровича Прекрасного. Прекрасный был снят безоговорочно и должен был пойти на низовую работу в другой район, где не корили бы его люди за ошибки, допущенные в Увельке.

А ошибки эти были серьезны и многочисленны. Тракторный парк станции даже наполовину не был готов к севу, прицепной сельскохозяйственный инвентарь находился бог его знает где — часть в колхозах, часть брошена на полях, — и никто в МТС как следует не занимался его ремонтом. И нетрудно догадаться, что дисциплина в МТС хромала на обе ноги, немало трактористов махнуло рукой на ремонт.

Молодой директор МТС Прекрасный метался от мастерских к колхозам, нервничал, кричал, подстегивал людей приказами, наказал чуть ли не половину трактористов, скрипел по ночам зубами от собственного бессилия, обходил стороной за много кварталов райком партии.

Недаром обходил. Чуть не на каждом пленуме райкома, чуть не на каждом активе, бюро, совещании били Ивана Петровича Прекрасного смертным боем, пламенно ругали за всякие срывы и провалы, и секретарь райкома, несколько недель тому назад уехавший на другую работу, говорил членам бюро:

— Не очень-то у нас прекрасный директор!

И члены бюро райкома, немножко поеживаясь от грубоватой шутки секретаря, в душе считали, что по существу дела секретарь-то прав.

И вот областное управление сельского хозяйства, резко сформулировав приказ, сняло с работы Ивана Петровича Прекрасного.

В тот же день, в который служебная почта донесла этот приказ до Увельки, новый секретарь райкома выехал в Челябинск. Пока черно-серая, сильно облинявшая «Эмка» тащилась по размякшей дороге в область, секретарь райкома успел основательно выспаться, выкурить пачку папирос и продумать добрый десяток очередных неотложных дел.

Придя в кабинет секретаря обкома, Николай Федорович не стал тратить времени на лишние разговоры и высказал свою просьбу:

— Приехал за Прекрасного заступаться. Помогите оставить его на месте.

Секретарь обкома посмотрел на невысокого человека в вылинявшем рабочем пиджаке и сказал как можно мягче:

— Не криво ли начинаешь, Николай Федорович?

Секретарь убежденно покачал головой:

— Нет. Не криво.

Тогда секретарь обкома обошел стол, усадил нового районного работника в мягкое кресло, сел рядом и, в нетерпении постукивая пальцами по коленям, распорядился:

— Ну, выкладывай, что там у тебя, товарищ Соколов.

И секретарь райкома «стал выкладывать». Он рассказал, что знает Ивана Петровича давно, еще с тех пор, как тот под началом у него, Соколова, работал главным агрономом машинно-тракторной станции, как хорошо показал себя тогда этот молодой человек, как горел он на работе и как любили его люди машинно-тракторной станции за молодое это, святое это горение.

— Что же с ним случилось в Увельке? — не вытерпел секретарь обкома.

— Случилось то, — продолжал Соколов, — что часто случается с энергичными, но малоопытными работниками. Что бы поговорить руководителям района с новым директором станции: где был, что делал, как представляешь себе новое дело? Ничего этого не сделали. Уцепились за какую-то ошибку Прекрасного, наказали. Потом еще раз наказали. Наказали да еще предупредили: «Не дорожишь ты партбилетом, товарищ Прекрасный». Ну, и сбили человека, заставили за многие дела хвататься, ничего до конца не доводить, приказами сыпать.

Соколов помолчал.

— Я вины с Прекрасного не снимаю. Не ребенок, своя взрослая голова на плечах. Но я убежден: при поддержке Иван Петрович будет отлично работать.

И заключил:

— Я прошу оставить его на старом месте и считать, что я несу за Прекрасного прямую личную ответственность. Еще я могу твердо обещать: за год МТС уйдет из числа худших. Это пока на первое время.

Секретарь обкома долго молчал, стучал пальцами по коленям, изредка бросал внимательные взгляды на Соколова, курил.

И секретарь райкома видел: не легко его старшему товарищу вот так — быстро — решить этот запутанный вопрос. Увельская МТС — одна из крупных опорных баз государства в области. От ее работы, от энергии ее людей, от умения и способностей ее руководителей в немалой степени зависит исход сельскохозяйственных работ в одном из крупных хлебных районов Южного Урала. А Иван Петрович Прекрасный? Что он за руководитель? Может ли он круто повернуть дело, задушить, убить худую свою славу, разросшуюся в Увельке, стать государственным деятелем, каким и надлежит быть директору машинно-тракторной станции?

Секретарь райкома напряженно вглядывался в лицо человека, на плечах которого лежала немалая ответственность за судьбу сельского хозяйства области, за уровень его кадров, за его успехи и провалы.

«Нет, не разрешит», — думал Соколов, наблюдая за секретарем обкома, курившим подряд уже третью папиросу.

— Ну, ладно, Николай Федорович, — наконец сказал тот, — верю я тебе и, значит, верю Прекрасному. Поезжай домой. Мы решим это дело.

О многом можно подумать за три часа, проведенных в пути. Соколова занимал только один вопрос: с чего начинать? О чем говорить с Иваном Петровичем? Как заставить человека поверить в свои силы после стольких неудач?

И стал в дороге Николай Федорович Соколов вспоминать свою жизнь, чтобы выбрать из этой жизни такие примеры, которые помогли бы ему разговаривать с Иваном Петровичем, помогли бы Ивану Петровичу избежать тех ошибок, которые допустил Соколов, и использовать те удачные формы работы с людьми, которые нашел Николай Федорович.

…В тяжелые военные годы работал Николай Федорович Соколов директором Полетаевской МТС Сосновского района. Был за плечами у директора немалый опыт руководства людьми, знал агроном Соколов землю, знал сельскохозяйственные машины, и все-таки тяжело шло у него на новом месте дело!

Почувствовал новый директор вскоре, что нету под ним твердой почвы, что вот он, директор, — это одно, а вот они, трактористы, — другое, и никакого коллектива, где все — за одного и один — за всех, где понимают друг друга с полуслова и дорожат общей честью и славой, вовсе и нет.

В чем дело? В чем?

Не спал по ночам Соколов, дымил папиросами, день за днем перебирал недолгую свою службу в Полетаевской МТС.

Вот давеча приходил бригадир Александр Константинович Воронков, просился:

— Пусти, Николай Федорович, на денек в деревню. Дома худо: жена больна, сена нет, дрова вышли.

Он, Соколов, отказал. Но ведь как отказал? Законно. Ну, в самом деле — на фронте и в тылу напряжение крайнее. Трактористы день и ночь в мастерской, девчонки да старики — чуть не главная сила. А тут бригадир опытнейший — на сутки из строя. А весна — вот она. Что тогда делать будем?

Спросил в заключение разговора самого Воронкова:

— Ну, как бы ты сам на моем месте поступил?

Александр Воронков, человек скромный и дисциплинированный, пожал плечами, сказал, глядя куда-то мимо директора:

— Вроде бы верно отказываешь, Николай Федорович.

«Ну, так прав я или не прав был? Спросить бы об этом у Ивана Петровича Прекрасного. Тряхнул бы головой он, наверное, и сказал:

— Конечно же прав, Николай Федорович!

Нет, не прав я был, Иван Петрович, и если бы ошибку эту не понял во-время, далеко зайти бы мог, туда же, примерно, куда ты, Иван Петрович, сейчас зашел».

В самом деле, вроде бы все верно: напряжение в стране крайнее. А тут личное дело поверх общего человек ставит. Конечно, отказать в просьбе надо.

Нет, нельзя все-таки было отказывать человеку, невзирая ни на какое напряжение в стране. А нельзя потому, что человек живой, а живой человек сегодня может ладно работать, а завтра — все под откос. Много ли ума требуется, чтобы понять: хорошо человеку жить, весело у него на душе — и дело спорится. А плохо на душе — приказом не поможешь.

И когда стало это ясно директору МТС, решил он поправить свой вывих. Запряг лошадь и поехал в село, семью Воронкова проведать. Да прежде, чем в избу зайти, заглянул к председателю колхоза. Поздоровался холодно и говорит:

— Ты что же это, товарищ Байкалов, как формалист завзятый, к семье тракториста относишься? Или не знаешь — женщина болеет, сено вышло, дров нет?

— Как не знать, — говорит председатель, — а только ведь и ты знать должен, Николай Федорович, какое сейчас время — война. Трудное время, людей нехватает, фуража маловато. Чем поможем?

Самому директору не видно, а со стороны поглядеть: смутился Николай Федорович — уж больно похоже говорит председатель, его, Соколова, старыми словами говорит.